... Июнь 1941 года. Я его очень хорошо помню. Бабушкина сестра, Улька-аппа, взя­ла меня с собой на родину в Урмары, а ког­да ехали оттуда в поезде, услышали по радио выступление Молотова о нападении Германии на Советский Союз. Из Ибресь домой пришли пешком, я рассказала дома, что началась война с Германией, но отец не поверил мне и поехал верхом в Спотары, чтоб позвонить в Ибреси, потому что в деревне не было ни радио, ни телефона. Вернувшись оттуда, сказал, что действи­тельно началась война и что скоро придет­ся отправиться на фронт. Нас, детей, было четверо. Все мы громко заплакали... 24 августа 1941 года отца проводили на фронт и распрощались с ним навсегда. Так провожали всех мужчин из деревни, заб­рали даже лошадей. Остались в деревне всего 2-3 мужчин-стариков, женщины и дети. Из нашей маленькой деревни в 45 дворов погибло где-то 30 человек...

Вот и начались мучительно горестные дни, но все-таки люди не падали духом, питали надежду не­смотря на то, что получали с фронта похоронки. Как и чем могли, так и ста­рались помочь друг другу. Мы, дети 10-13 лет, работали на полях наравне со взрослыми, а 8-9 летние пололи поля, собирали ко­лосья. Зимой женщины рубили лес, а весной вся детвора в лаптях шла на эти делянки сжигать ветки, а потом со взрослыми кор­чевали пни, потом пахали на быках. Вспоминаем ча­сто, как бывало плуг попа­дает на корень и отскаки­вает. Ильин Зинон даже порезал себе ногу, потому что были ведь все в лап­тях. Сеяли на этих землях лен и просо. Осенью лен дергали в основном дети, потом обмолачивали и на ветру просеивали льня­ные семена и сдавали, а сколько мы ели этих семян!

Мы всегда работали вместе: Ильина Зоя, Ро­манова Елизавета, Гаврилова Клавдия. Каждому от­меряли полосы. Радова­лись, если на полосе были пни, ведь около них росла трава. Мы эту траву серпа­ми жали и носили домой. Летом, как только начина­лось сокодвижение, руби­ли липу, обдирали лупки и погружали в прудах в воду (для мочала), пруды пруди­ли сами, таскали на но­силках землю. Так же в воду погружали и лен, лен, правда стелили и на луга, а осенью вытаскивали из воды лупки и сдирали мо­чало, промыв в ледяной воде, развешивали на жердях сушить. Лен тоже вытаскивали из воды и собирали с лугов, связыва­ли в снопики и тоже веша­ли на жердях. Зимой лен мяли, пеньку сдавали в Порецкое. Помню, осенью 44 года поехали мы на че­тырех подводах, быках, запряженных в телеги, в Порецкое сдавать льня­ную пеньку. Я, Арсентьев Владимир, Ильина Вален­тина, Яковлев Семен. Зем­ля уже была мерзлая. На обратном пути бык мой Мишка лег и не встает, хоть бей, хоть что делай, плачу. Яковлев Семен по­дошел и свистнул ему в ухо. Бык вскочил и побе­жал, я еле успела сесть, заехал он не на мост, де­ревянный был тогда через р. Кирю, а прямо в речку. Оказывается, ему хоте­лось пить, и затащил меня в воду, выехала я оттуда вся мокрая. Хотели мы разжечь костер, но не было у нас спичек, камень с трутнем стучали, стуча­ли, но не смогли разжечь, а ночь приближалась, было в лесу много волков, мы боялись. Доехала до­мой, почти превратившись в ледяную глыбу.

Начинался сенокос - косили наравне со взрос­лыми, давали нам косы с коротким черенком. Че­ренки нам вставлял дед Терентий Никитич. Соби­рали сено, складывали в копны, работали дети со всей нашей бригады, ру­ководила нами опять Уль­ка аппа, она была главной, когда стоговали сено.

В жатву всем нам дава­ли паи, старались мы их быстрее убрать, соревно­вались между собой, то с одного, то с другого конца бывало жнем. Снопы сами же таскали и складывали скирды (дёмел, сурат) это­му нас научила жена куз­неца Тимофея, она гово­рила: «Сёмеле хёвеле хирёдтумассё». Младшие сестры собирали в хол­щовые мешочки колосья. Стерню косили для скоти­ны...

По ночам молотили и сортировали зерно, лопа­тили и сушили на гумне, а потом ехали сдавать в заготзерно. Мешки были большие, мы тащили их в сушилку втроем-вчетве­ром. Около заготзерна очереди были большие, поэтому из деревни выез­жали после полуночи. В это время зерно сдавать в Иб­реси приезжали Комсо­мольские, Первомайские, Батыревские колхозы. Правда, некоторые были прикреплены к Канашскому элеватору.

Два года подряд я была в коллективе поваров, го­товящих обед для колхоз­ников во время уборки. Мы таскали воду со двора фермы, колодец был с жу­равлем, ведра были боль­шие. Я таскала воду с Иль­иной Зоей, а Максимова Екатерина с Любой Руссковой. Чистили картошку и в этой так называемой кухне-лачужке руководила нами Захарова Анна. Зав­трак надо было пригото­вить до рассвета, потом били железкой по куску рельса, который висел около кузницы в середи­не деревни, звали пообе­дать. На одного работаю­щего давали один литр по­хлебки из травы, картош­ки, черной муки, из этой же муки делали салму вели­чиной с ладошку. Эта мука называлась «мачалта» (дикая рожь). После окон­чания полевых работ на­чинали учиться в школе, в октябре. Помню, в один год начали учиться только в ноябре. Молотили хлеба при свете фонаря и т. д. Да разве все опишешь, как в ту пору приходилось жить. Тетрадей не было - писа­ли на книжках, чернил не было - делали из сока шишек на дубовых листь­ях, добавляли туда ржав­чину, а для этого скобли­ли все железяки. Учебни­ков тоже не было, учите­лей не хватало, учили нас вчерашние выпускницы средних школ.

Все годы подряд мы не смогли учиться, после 4 класса 2 года работали в колхозе, после 7 класса опять год в колхозе, восьмой класс окончила в вечерней школе в Комсо­мольском. Но все-таки шли вперед, стремились получить образование. Встречаясь с Яковлевым С. Т.,  Арсентьевым Влади­миром, со слезами на гла­зах вспоминали наши школьные годы. Мы были голодные, холодные, но карабкались. Учились и заочно. В школу ходили в лаптях даже в грязь. Рабо­тали в колхозе почти бес­платно, если не выработа­ешь 120 трудодней, отре­зали огороды. Как мы дер­жались за эти огороды! Зимой сушили картошку, лук для фронта, пряли и вязали носки и трехпалые перчатки для солдат при свете самодельных мига­лок.

Досталось детям мое­го поколения: не знали мы запаха и вкуса настояще­го хлеба, не было у нас одежды, ели траву и гни­лую картошку. Собирали ее по весне на еду...

" Невозможно измерить никакими мерками трудо­вой подвиг людей прошло­го поколения. Детство наше опалила война, нашу юность и молодость отняли годы восстановле­ния разрушенного войной народного хозяйства.

Как хочется нам в ста­рости оставить все наши муки и лишения в прош­лом. Многим современным все это кажется сказкой, фантазией. Но здесь я описала маленькую толи­ку из прошлого.

Самое главное - люди этого сурового, грозного поколения остались чело­вечными, понимающими чужое горе, беду.